Состояния, или почему все происходит именно так

Все мы мечтаем о каком-то волшебном саде роз, который находится за горизонтом, вместо того, чтобы наслаждаться розами, которые цветут прямо за нашим окном (Дейл Карнеги)

Много лет назад, когда я впервые садилась за пианино, меня сначала учили правильно сидеть, держать осанку и нажимать клавиши. Потом шла работа над нотными комбинациями и заучивание напамять. И сразу, не прерываясь и не отвлекаясь, шла работа над характером музыки, которую я учила.

В принципе, все обычно достаточно просто. Если произведение называется «Воробушек», тут все понятно – эти птички непоседливые, серенькие и непритязательные, и в игре нужно копировать их характер. Если я играю «Большую волну синего океана», тут уже интереснее. В малом возрасте океаны я видела лишь по телевизору, зато воображение у меня будь здоров, поэтому всяческие таинственно-прекрасные вещи типа цунами у меня игралось достаточно впечатляюще. Помню, как в седьмом классе музыкальной школы я разозлилась на прослушивающую комиссию, которая не хотела пускать меня сыграть быстрее и предлагала обрезать мое произведение, чтобы оно было короче (а обрезать готовую музыку – все равно, что вырезать дыру в шубе, и некрасиво, и чревато – суть теряется). И когда я вышла, клавиатура послушно помогла мне вылить в зал все накипевшее. Выходя, я увидела, как все сидят замерев - явно после услышанного. 

Потом мне рассказали, что пока я играла, у многих волосы зашевелились на затылке, и им началось мерещиться, что я действительно хочу развалить рояль. Мне было лет тринадцать.

А произведение было очень красивое и мелодичное – «Фантазия на гуцульские народные темы». Каким образом мне удалось заставить задорную, веселую народную музыку вселить страх в аудиторию?

Несколько лет спустя я уже играла ее в училище, каждый раз экспериментируя с настроениями. Я была твердо уверена, что если передам то, что чувствую в данный момент, публика будет моя – ведь мне не нужно ничего выдумывать, а просто играть.

Потом были Штаты, культурная адаптация – и здесь я впервые столкнулась с тем, что мои прежние подходы перестали работать. Настроение стало каким-то непонятным, и сколько я не пыталась играть, получалась какая-то непонятная фигня… как раз под стать моему самочувствию.

Ведь музыка очень разная. И музыка, написанная взрослыми для взрослых – не так однозначна, как детские зарисовки. Становясь взрослыми, мы начинаем осознавать полный спектр разных эмоций и состояний, давать им имена и искать причины, анализировать и пытаться найти то, в котором нам меньше всего мешает и болит и больше радует и нравится. Те, кто выражает себя в музыке, делает это все с помощью нот.

И вот много лет спустя я беру в руки призабытую прелюдию Баха – медленную, с красивыми сочными аккордами, многими голосами и подголосками – и решаю для себя, что пора бы разобраться, о чем же идет речь. Дело в том, что в 2004 году, когда я ее впервые увидела, она мне показалась занудной, слишком много отдельных нот, и вообще что это за настроение такое заунывное… думаю, не стоит говорить о том, что именно так она мне и игралась – скучно и «как бы побыстрее ее закончить».

Меня осеняет, и, проиграв текст один раз, чтобы вспомнить механические моменты, я решаю сыграть взволнованное ожидание. Прелюдия получается отрывистая и «на взводе» - у меня самой внутри появилось ощущение, что вот-вот произойдет то, чего я так давно ждала!

Доиграв, я выдохнула и решила отвлечься. Жизнь прекрасна – чего париться всякими ожиданиями? Можно быть и в состоянии ненавязчивого расслабона. И к моему удивлению, прелюдия получилась вульгарная. Ноты звучали так безобразно, вся гармония вдруг превратилась в сплошной китч, и мне показалось, что у меня под ногтями собирается грязь от такой музыки. Я доиграла и задумалась.

Что бы ни вложил Бах в эту прелюдию, это было что-то очень чистое и возвышенное. Низменные чувства, мелочные треволнения и прочая чепуха в этой музыке никак не выражается. От таких вещей ноты рассыпаются, как бисер из разорванного кулька прямо в песок. В итоге – ощущение пустоты и потерянного времени…

Может быть, Бах грустил, когда это писал? Я еще раз внимательно прошлась пальцами по нотам всех двух страниц и нашла там столько боли, что мне на глаза навернулись слезы. Все начинается просто минорным аккордом, после него следует еще один, потом еще один, и вдруг оказывается, что следующей можем быть еще минорнее. Мелодия движется вверх, и я понимаю, что боль нарастает – мелодия карабкается от нее все выше и выше, а ответный голос в басу неумолимо одной и той же нотой повторяет свое, как кровь стучит в висках, гулко и равномерно… и появляются ноты отчаяния. Потом какие-то рывки, перескоки, большие дистанции – и вновь голоса вместе, как будто понимая, что как бы ни было больно, вместе все равно легче… и заканчивается первая условная часть…

Нет, он не мог все время грустить. Дальше начинаются более веселые аккорды. Или это только кажется? По структуре, отдельно взятые – они все очень радостные. В контексте этой прелюдии они, как оказалось, только оттеняют вселенскую грусть…

Стоп. Вселенная – это ведь гармония. В идеале нет ни грусти, ни радости – есть просто баланс, к которому все стремится. Почему же тогда я ищу смех и слезы в двух страницах печатного текста?

Я возвращаюсь в начало и начинаю медленно, аккорд  за аккордом, вслушиваться. Вот гармония – на вид грустная, но вполне самостоятельная. Никакого конфликта, никакой какофонии – просто холодновато-отрешенный оттенок звуков, вот и все… стало чуть-чуть больно – все вернулось на круги своя, прозвучал вопрос – его сразу подхватили другие голоса и, не дав ему забыться, сразу предложили несколько ответов. Они продолжали переплетаться, поддерживая мелодии друг друга, чутко реагируя на изменения в структуре гармонии и всячески пытаясь вывести аккорды в стойкие конструкции, которым никуда не нужно стремиться, чтобы разрешить нарастающую боль или справиться еще с каким-то внутренним дискомфортом…

Я начала рассматривать голоса по отдельности и поняла, что как бы красиво они не звучали, все равно вместе они создают целую картину, тогда как поодиночке они – всего лишь эхо настоящего создания композитора. Их можно поиграть по одному, чтобы лучше разобраться, кто куда идет и чего хочет, но в итоге они ходят вместе и… вместе хотят. Каждый по-разному, каждый что-то свое – и одновременно что-то очень похожее на соседний голос.

Я играла и играла, думая о том, как можно двумя страницами передать столько всего – и страдание, и стремление, скрытое страстное желание, понимание того, что только терпение и равномерность может помочь остаться в гармонии, радость одновременности событий – иными словами, чудные совпадения клавиш так, что они резонируют и создают воздушные полотна с изображениями, которые переливаются, сверкают, темнеют, вновь светлеют, проясняются и в итоге приходят к согревающему душу финальному аккорду тепла, понимания и благодарности  за то, что вопреки всему происходящему они вместе шли и вместе пришли…

Зачем я все это пишу?

Люди все одинаковы. Слезы у всех текут от грусти (даже если на лице улыбка, слезы выдают накопившуюся боль), у всех глаза показывают, когда они радуются. Это потому, что внутренние состояния у всех у нас тоже одинаковы. Они просто по-разному проявляются, ведь будучи по сути такими похожими, мы отличаемся тем, как себя выражаем в этом мире… но даже показывая так много эмоций, чувств, переживаний и настроений – мы остаемся одинаковыми. Просто если это было бы не так, музыку нельзя было бы играть так по-разному. Она была бы однозначна. Даже «Воробушек» только внешне может казаться очень прямолинейным. А поди сыграй своего воробушка! Он проявит в себе все то, что у вас есть. И чем больше «проигрывать» свои внутренние состояния вовне, тем больше я понимаю – это все мое, оно уже давно живет внутри и только подпитывается новыми ощущениями и опытом, который я получаю изо дня в день. Каждая минута жизни помогает мне полнее понять свои собственные состояния и вызывать их, когда мне захочется почувствовать себя так или иначе… грустить – такая же сладкая эмоция, как и радоваться – грустная. А чего только стоит ощущение полной отрешенности и попытка окутаться вечной тайной бытия. Сидишь такая крошечная и управляешь волнами океана вселенной…

Все, абсолютно все происходит в жизни таким же образом. Просто в нее тоже нужно учиться «играть» - на полном серьезе, понимая, что если клавиша исправная, и на нее нажать – польется звук, нажав на вторую, вы получите еще один звук, и так далее. И если можно вызывать столько всего в самой себе, проигрывая состояния музыкой, я уверена – этот принцип  применим и во всех остальных аспектах нашей жизни.

В Винг Чунь мы изучаем состояния – в первую очередь, состояние комфорта, баланса, равновесия, чтобы выходя из этого учиться варьировать свое влияние и самоощущение в разных направлениях, зная, как вернуться и продолжить пребывание в дзене.

В искусстве переговоров, какая бы ни была техника, она разваливается, если нет нужного состояния.

На кухне, если в голове роятся мысли, а по телу бегают всевозможные эмоции – стряпня получается соответственная. Даже засыпая, мозг отказывается отдыхать, выдавая чудные сны, если идти спать в неспокойном состоянии.

Если самим собой можно учиться управлять – с таким удовольствием и результатами, которые видны на ладони и слышны невооруженным ухом, почему так много людей до сих пор удивляется, что их жизни зависит только от них самих, и ни от чего больше?

Правда, есть еще такая штука, как предназначение – для тех, кто в него верит и ищет. Но это уже другая тема, для другого раза.